Подплыв к нужному коридору, он еще раз глубоко вдохнул и выдохнул. Уступил дорогу Кари, толкнувшему дверь и бдительно осмотревшему комнату впереди. Такие предосторожности могли бы показаться смешными, но уже никогда не покажутся — понял Алестар.

Дождавшись разрешения охранника, он пересек большую комнату, в которой обычно служители дворца и канцелярии ожидали приема. Сегодня здесь было пусто, и зал казался растерянно-грустным, как живое существо, несправедливо обиженное хозяином. На стенах слабо светилась туарра, которую вовремя не покормили, в углу в большой клетке плавала кругами стайка разноцветных рыбок — любимцев служителей, и их кормушка тоже была пуста.

Перед следующей дверью Кари снова решительно выплыл вперед, и Алестар поморщился, но уступил. И только услышав из-за двери приглашение, произнесенное слабым голосом Руаля, бросил:

— Дальше я сам. Надеюсь, советник меня не убьет.

Шутка вышла невеселой. Алестар даже порадовался, что Руаль ее не услышал. Советник полусидел-полулежал в кресле у дальней стены приемной. Выглядел он отвратительно: потускневшая чешуя, будто высохшая на солнце, глубокие морщины в углах рта и глаз. Не лицо, а маска горя и болезни. И снова душу Алестара потянула тоскливая глухая вина…

— Доброго дня, советник, — поздоровался он, старательно смягчая голос. — Вы нездоровы?

— Не больше, чем обычно, — прошелестел Руаль, склоняя голову в подобии поклона. — Чему обязан такой честью, ваше величество?

— Я…

На осунувшемся и потемневшем лице Руаля жили только глаза, ярко-голубые, молодые, до жути напоминавшие Кассию. Алестар сглотнул и упрямо повторил:

— Я хотел бы поговорить с вами, советник.

— Разумеется, ваше величество. Но все, что могло представлять интерес, я уже сказал на дознании.

— Да, я помню. Речь не об этом.

Алестар замялся, подбирая слова, но нужные все никак не хотели попадаться на язык, и потому он просто спросил:

— Советник, неужели вы тоже верите в эти обвинения?

— Я верю ножу в спине вашего отца, тир-на Алестар, — безучастно бросил Руаль, едва заметно подтягивая хвост ближе к телу. — А вы?

— Нож мог взять кто-то другой. Джиад — опытный воин, она бы никогда не совершила такой глупости, как оставить приметное оружие в теле… Ясно же, что это сделал кто-то другой, желая её обвинить…

Алестар отчаянно говорил, чувствуя, что его слова уплывают, бесполезные и бессильные. Руаль смотрел на него, и яркие красивые глаза советника казались пустыми, хоть и блестели, будто перламутр.

— Я верю увиденному, — тихо и монотонно повторил Руаль. — Зачем вы приплыли, ваше величество? Чтобы убедить меня на Совете выступить за оправдание вашей… двуногой? Достойная цель для сына, чей отец был похоронен только утром.

— А вы думаете, что обвинив невиновную, я почту его память?! — сорвался Алестар. — Вы забыли, что все началось до появления Джиад, причем задолго?

Он тут же пожалел о своей невольной жестокости, потому что глаза Руаля вновь блеснули странно, тревожно.

— О не-ет, — протянул советник тем же мертвенным шелестящим голосом. — Забыть такое мне было бы затруднительно. Это у вашего величества память то ли короткая, то ли очень послушная. Вы быстро утешились…

— Не смейте попрекать меня этим, Руаль, — тихо сказал Алестар. — Когда Кассия была жива, вы сделали все, что могли, чтобы нас разлучить. А потом поспешили свести меня с кариандкой, словно пару породистых салту. Даже не дали мне оплакать Кас как подобает… Разве такой поспешный брак с Маритэль — это не предательство её памяти?

— Вам не понять, принц. То есть, простите, ваше величество, — утомленно прошелестел голос советника, который прикрыл глаза и теперь стал окончательно похож на высушенную рыбину. — Я устраивал ваш брак ради государства. Ради Акаланте и вашего отца.

— Мне жаль… — выдохнул Алестар, со стыдом понимая, что совершенно не чувствует за собой вины. — Клянусь Тремя, я любил Кассию. Но если бы… если бы я тогда погиб, то хотел бы для неё счастья, пусть и без меня. Я возьму в супруги ту, кого выбрал отец. Ради Акаланте, как вы и сказали. Но Джиад невиновна, вы же не можете этого не понимать. Она здесь из-за моей безмозглой жестокости, не ради заговора против Акаланте. Глупо обвинять в убийстве отца ту, кто столько раз спасал сына.

— Полагаю, не глупее, чем показывать её всему городу и заодно родичам настоящей невесты.

Руаль неожиданно усмехнулся, слегка растянув тонкие бледные губы в ядовитой издевке. Не открывая глаз, он проговорил с четкостью, яснее прочего сказавшей Алестару, что силы советника на исходе:

— Я видел смерть своего ребенка — моим глазам больше незачем смотреть на этот мир. Мое сердце кровоточит каждый день, который я живу без Кассии. Мой король и повелитель, которому я служил всю жизнь, мертв. Я сам умираю. А вы хотите, чтобы я сожалел о судьбе вашей двуногой? Если она невиновна, докажите это. А если не сумеете — пусть примет свою судьбу. Одной двуногой больше, одной меньше — пусть хоть все вымрут на своей суше.

Алестар смотрел на него молча, не зная, что сказать. Даже ярость схлынула, оставив беспомощную тихую злость и мучительное сожаление. Отец как-то сказал, что каждому его боль хуже чужой, и Алестар умом понимал, что это правда. Он и сам тогда сорвался, выместив ненависть ко всему миру, отнявшему у него Кассию, на беззащитной Джиад. Но ведь Руаль стар и мудр, как он не понимает, что это путь в Бездну?

— Вам что-то еще нужно, ваше величество? — голос советника уже даже не шелестел, а сыпался сухим песком.

— Да, — хрипло ответил Алестар, сжимая и разжимая пальцы, будто желая почувствовать в них лоур. — Мне нужен кто-то, знающий все тонкости договора с Кариандом. И брачного, и касающегося переселения. Сам договор и все материалы к нему. Список всех торговых контрактов за последний год, заключенных и только готовящихся… Впрочем, контракты я сам запрошу в канцелярии. Кто будет замещать вас, пока вы болеете, советник?

— То есть, кто сменит меня, когда я не смогу доплыть до своего рабочего места? — усмехнулся Руаль. — И останется там, когда я умру? Кто угодно, ваше величество. Иными словами, кто будет угоден вам. Полагаю, новому королю пора набирать собственных советников. Документы по Карианду я пришлю сегодня же, а дела сдам, как только назовете моего преемника.

— Мне жаль, Руаль, — уже без злости, а с бессильной тоской повторил Алестар. — Мне действительно жаль.

Повернувшись, он поплыл к двери и уже возле нее расслышал тихое:

— Мне тоже жаль. Было…

* * *

Когда Эргиан уплыл, время потянулось, словно струйка смолы из трещины старого сливового дерева. Такое росло у них за храмом. Сливы на нем были некрупные и терпко-кислые, зато из расщелин на потрескавшейся коре сочился жидкий янтарь, застывая прозрачно-золотыми каплями. Дети отламывали их и ели, уверяя, что чувствуют сладость, хотя смола была совершенно безвкусна. Совсем как этот день.